![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
О землеустройстве из первых рук
Feb. 1st, 2013 02:42 amНаселение с большой осторожностью, а быть может, и недоверием относилось к землеустройству и не проявляло инициативы. Сказывалась, вероятно, и пропаганда левых кругов. Вначале мы даже испытывали какое-то жуткое чувство. Манифест давал право вольного выхода из общины с отмежеванием причитающейся каждому земли в виде отдельных хуторских или отрубных участков. А народ интереса не проявлял и загадочно, как сфинкс, пребывал в пассивном состоянии. Пришлось самим учреждениям взять на себя инициативу, по крайней мере, при разделе самих селений между собой. С этого началось движение.
Постепенно отдельные, наиболее предприимчивые крестьяне стали требовать выхода на хутора. Стали появляться наглядные примеры, по которым население могло судить о целесообразности перехода к единоличному владению. Так как всякое хозяйство в начале переживает ряд детских болезней, то в течение первых двух лет и примеры хуторских хозяйств не были очень заманчивы. Первый переход целого селения на хуторские участки произошел в Звенигородском уезде. К сожалению, я запамятовал название села, но помню, что оно было расположено около большой Четвериковской фабрики. Почти все население работало на фабрике и отошло от земли. Полевое хозяйство было до крайности запущено. В селе нашелся один энергичный крестьянин, который сумел убедить своих односельчан разделиться. На этот первый пример обратилось теперь все наше внимание. Лучшие землемерные силы были приставлены к этому делу. Мы с Рудиным неоднократно ездили на место, чтобы сообща изыскать наилучший способ разрешения задачи. Когда проект раздела был закончен и получил утверждение уездной и губернской комиссий, крестьяне по соглашению, а некоторые по жребию разобрали участки. Их отмечали пограничными столбами, крестьянам выданы грамоты на право вечного единоличного владения. Грамоты были с государственным гербом и выдавались за подписью представителя царской власти — губернатора. Кроме текста, каждая грамота содержала и план участка. Какое торжественное впечатление производили на крестьян эти грамоты, свидетельствовавшие о неотъемлемости их собственности! И как преступно над этими чувствами поглумились большевики!
Итак, первый раздел оказался удачным. Его проверил Кофод, и по его совету была составлена небольшая брошюра с планом размежевания и всеми актами и документами землеустройства. Эта брошюра во многих тысячах экземпляров пошла гулять по всей матушке России, сделалась настольной книгой землеустроительных комиссий и послужила наглядным информационным материалом для крестьян.
Спустя три или четыре года мне выпала честь показывать эти хуторские хозяйства председателю Совета министров Петру Аркадьевичу Столыпину и министру земледелия Александру Васильевичу Кривошеину. Присутствовали, конечно, и губернатор Джунковский, и ряд министерских чиновников. Осмотренное ими землеустройство дало следующий результат: трудоемкость хуторского хозяйства по сравнению с прежним общинным настолько увеличилась, что местные крестьяне почти перестали работать на фабрике. Хутора стали поставщиками молочных и огородных продуктов для фабричных рабочих, прибывавших из других мест. Урожаи зерна увеличились в баснословной пропорции. Крестьяне были довольны и счастливы.
И так потом было повсюду: урожайность удваивалась, а поголовье скота утраивалось. Большое внимание обращалось и на огородные, и на садовые культуры. Уже на следующий год пришлось удвоить, а впоследствии и удесятерить количество землемеров. Для их подготовки мы организовали специальные курсы, на которых, между прочим, и мы с Рудиным читали доклады. Одновременно появился спрос на агрономическую помощь. Земская агрономия его не удовлетворяла, а иногда даже саботировала. Пришлось создать кадры землеустроительных агрономов. При общинном хозяйстве земские агрономы с трудом навязывали крестьянам улучшенные способы производства. При единоличном владении они не успевали всех желающих обслуживать, так велик был запрос.
На наших глазах с удивительной быстротой развивались, улучшались и интенсифицировались крестьянские хозяйства. Причина этого крылась не только в технических удобствах и преимуществах единоличного землепользования, но, главным образом, в сознании работы на собственной ниве, в радости самостоятельного, вольного труда. В этом меня убедили частые беседы с хуторянами. Вопрос пресловутого малоземелья, которым левые круги махали как красной тряпкой, после разделов селений в большинстве случаев просто перестал существовать. Разбитая на отдельные узкие полосы, общинная пашня являла всегда впечатление недостатка, малоземелья. Но очень часто это был не что иное, как оптический обман. Когда все эти отдельные полосы собирались вместе, то получался участок, который всегда крестьянам казался многим больше, чем они ожидали. Характерны бывали возгласы после завершенного обмера: «Дивись, сколько у меня земли-то!»
(Источник: Шлиппе Ф. В. Автобиографические записки, 1941—1946 гг. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2008. — [Т. XVII])
Постепенно отдельные, наиболее предприимчивые крестьяне стали требовать выхода на хутора. Стали появляться наглядные примеры, по которым население могло судить о целесообразности перехода к единоличному владению. Так как всякое хозяйство в начале переживает ряд детских болезней, то в течение первых двух лет и примеры хуторских хозяйств не были очень заманчивы. Первый переход целого селения на хуторские участки произошел в Звенигородском уезде. К сожалению, я запамятовал название села, но помню, что оно было расположено около большой Четвериковской фабрики. Почти все население работало на фабрике и отошло от земли. Полевое хозяйство было до крайности запущено. В селе нашелся один энергичный крестьянин, который сумел убедить своих односельчан разделиться. На этот первый пример обратилось теперь все наше внимание. Лучшие землемерные силы были приставлены к этому делу. Мы с Рудиным неоднократно ездили на место, чтобы сообща изыскать наилучший способ разрешения задачи. Когда проект раздела был закончен и получил утверждение уездной и губернской комиссий, крестьяне по соглашению, а некоторые по жребию разобрали участки. Их отмечали пограничными столбами, крестьянам выданы грамоты на право вечного единоличного владения. Грамоты были с государственным гербом и выдавались за подписью представителя царской власти — губернатора. Кроме текста, каждая грамота содержала и план участка. Какое торжественное впечатление производили на крестьян эти грамоты, свидетельствовавшие о неотъемлемости их собственности! И как преступно над этими чувствами поглумились большевики!
Итак, первый раздел оказался удачным. Его проверил Кофод, и по его совету была составлена небольшая брошюра с планом размежевания и всеми актами и документами землеустройства. Эта брошюра во многих тысячах экземпляров пошла гулять по всей матушке России, сделалась настольной книгой землеустроительных комиссий и послужила наглядным информационным материалом для крестьян.
Спустя три или четыре года мне выпала честь показывать эти хуторские хозяйства председателю Совета министров Петру Аркадьевичу Столыпину и министру земледелия Александру Васильевичу Кривошеину. Присутствовали, конечно, и губернатор Джунковский, и ряд министерских чиновников. Осмотренное ими землеустройство дало следующий результат: трудоемкость хуторского хозяйства по сравнению с прежним общинным настолько увеличилась, что местные крестьяне почти перестали работать на фабрике. Хутора стали поставщиками молочных и огородных продуктов для фабричных рабочих, прибывавших из других мест. Урожаи зерна увеличились в баснословной пропорции. Крестьяне были довольны и счастливы.
И так потом было повсюду: урожайность удваивалась, а поголовье скота утраивалось. Большое внимание обращалось и на огородные, и на садовые культуры. Уже на следующий год пришлось удвоить, а впоследствии и удесятерить количество землемеров. Для их подготовки мы организовали специальные курсы, на которых, между прочим, и мы с Рудиным читали доклады. Одновременно появился спрос на агрономическую помощь. Земская агрономия его не удовлетворяла, а иногда даже саботировала. Пришлось создать кадры землеустроительных агрономов. При общинном хозяйстве земские агрономы с трудом навязывали крестьянам улучшенные способы производства. При единоличном владении они не успевали всех желающих обслуживать, так велик был запрос.
На наших глазах с удивительной быстротой развивались, улучшались и интенсифицировались крестьянские хозяйства. Причина этого крылась не только в технических удобствах и преимуществах единоличного землепользования, но, главным образом, в сознании работы на собственной ниве, в радости самостоятельного, вольного труда. В этом меня убедили частые беседы с хуторянами. Вопрос пресловутого малоземелья, которым левые круги махали как красной тряпкой, после разделов селений в большинстве случаев просто перестал существовать. Разбитая на отдельные узкие полосы, общинная пашня являла всегда впечатление недостатка, малоземелья. Но очень часто это был не что иное, как оптический обман. Когда все эти отдельные полосы собирались вместе, то получался участок, который всегда крестьянам казался многим больше, чем они ожидали. Характерны бывали возгласы после завершенного обмера: «Дивись, сколько у меня земли-то!»
(Источник: Шлиппе Ф. В. Автобиографические записки, 1941—1946 гг. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2008. — [Т. XVII])
